Виктория Федорова: «Потерпевшие смогли опознать многих, включая так называемых операторов»

«Свою вину признаю и раскаиваюсь» — этими словами заканчиваются тысячи «покаянных видео», которые стали массовым явлением после 2020 года.

«Взгляд направлен в одну точку перед собой или вниз. Отсутствуют глазодвигательные реакции, которые свидетельствовали бы о внутреннем диалоге самого с собой, необходимого в ситуации рассказа о переоценке своих действий.

Речь не интонирована. Интонирование было бы характерно для человека, который раскаивается в содеянном. Монотонность, размеренность в проговаривании текста, постоянное смотрение в одну точку демонстрируют отсутствие произвольного высказывания.

Отсутствие сколько-нибудь значимой для искреннего раскаяния мимики на лице», — такую оценку так называемым «покаяниям» дают эксперты-правозащитники.

«Это может свидетельствовать о принуждении к проговариванию определенного текста. На что указывает и грамматическая завершенность конструкций — сухо, сжато, блекло» — резюмируют эксперты «Правовой инициативы» в исследовании последствий для личности человека участия в подобном видео.

Отметим, что до настоящего момента не существовало отдельных исследований об этом жутком явлении — недобровольных, записанных под принуждением, самооговаривающих видео.

Анализ, проведенный экспертами «Правовой инициативы», показал, что «покаянные видео» не просто наносят урон личности человека, они противоречат международному праву и в большой степени соответствуют понятию «пытка».

Допустим, в Межамериканской конвенции по правам человека сказано, что «пытка также понимается как применение к человеку методов, направленных на уничтожение личности жертвы или на уменьшение ее физических или нравственных возможностей, даже если они не причиняют физической боли или нравственного страдания».

О том, почему «покаянные видео» являются настоящей пыткой и что ожидает их исполнителей, Филин поговорил с директором правозащитной организации «Правовая инициатива», участницей исследования Викторией Федоровой. 

— Темой пыток мы занимаемся давно, начали еще до 2020 года. Но идея провести анализ «покаянных видео» действительно была новой. Она возникла потому, что мы увидели, как часто это происходит, не вызывая при этом никакой правовой оценки на международном уровне, — говорит Виктория Федорова. — Кроме того, мы хотели рассмотреть данный процесс и с точки зрения психологических последствий для тех, кого заставили записать такое видео.

Поэтому в исследовании дана подробная экспертная психологическая оценка.

Полагаю, впервые удалось сделать такой подробный анализ подобных психологических практик, применяемых не только в Беларуси. Они используются в ряде других государств, начиная от России и заканчивая Китаем и Ираном.

Поэтому, думаю, мы и дальше сможем работать с этой темой в более широком контексте.

— Наиболее тесные параллели вы проводите с Ираном.

— Да, и помимо Ирана, в отчете указываются еще три основные страны, чьи правительства систематически транслируют видео с такими признаниями: Китай, Северная Корея и Вьетнам.

— Почему, на ваш взгляд, зрители не выражают адекватной реакции на эти видео? Это привыкание, как ко всему плохому, или многие действительно не считают их чем-то запредельным, не приравнивают к реальным пыткам?  

— Тут много факторов. В первую очередь, это способ психологической защиты и непринятие пытки как реальности. Попытка защитить себя от всего происходящего в стране на протяжении уже нескольких лет.

Второе — это дегуманизация жертв в пропаганде, когда зрителям внушается, что человек, который задержан, заслуживает такого обращения.

И здесь, конечно, очень большую роль играет информационная изоляция, которую мы наблюдаем, начиная с 2020 года. Внутри Беларуси доступ к независимым источникам информации становится все хуже.

Сайты независимых СМИ блокируют, а подписку приравнивают к правонарушению и даже преступлению. Поэтому люди осознанно выбирают не подписываться и читают все меньше.

Находясь в такой информационной изоляции, к сожалению, ложь начинаешь уже воспринимать как истину.

Тут, конечно, и эффект привыкания, и бессилия, когда понимаешь, что больше ничего не сможешь сделать, а поток насилия не прекращается. Эмоционально у человека притупляется его чувство эмоций и появляется ощущение беспомощности.

— Вы объясняете в своем исследовании, что люди, которых заставили записать «покаянное видео», испытывают значительную психологическую травму, часто более сильную, чем воздействие физического жестокого обращения.

— К такому выводу мы пришли не теоретическим путем. Наша организация занимается документированием пыток, мы проводим интервью с людьми, которые прошли через насилие и места несвободы.

У нас есть порядка двух тысяч задокументированных свидетельств, в ряде которых люди рассказывали, как проходили и через процедуру «покаянных видео».

Мы отдельно рассматривали этот их опыт для того, чтобы сделать анализ. То есть все выводы сделаны, основываясь на интервью с реальными жертвами.

— В вашем исследования упоминается термин «взлом личности». Что он обозначает?

— Это процесс, который начинается с подавления воли человека, далее он ведет к потере идентичности, дегуманизации, и, в конечном итоге, к изменению ценностей и приоритетов.

То есть под угрозой собственному здоровью человек может отказаться от своих прежних идеалов, потому что выживание в условиях задержания становятся главным мотивом.

— Нам в интервью многие люди, которых заставили записать «покаянное видео», признавались, что им дают прочитать текст с требованием оговорить себя.

— И когда человек с этим вынужден соглашаться, это и есть взлом личности. 

— Исследование подтверждает, что в Беларуси психологические приемы для слома личности имеют продуманную и спланированную процедурную и институциональную поддержку. Возможно, даже проводится специальное обучение специалистов.

— Исходя из анализа, который мы провели, это и многочисленные интервью, а также оценка самих видео, которые были опубликованы, абсолютно очевидно, что это спланированный инструмент.

То есть существует институциональная инфраструктура с подробным инструктированием, наличием необходимого технического оборудования и специалистов, которые готовят «сценарии», осуществляют съемку, делают монтаж, занимаются размещением в сети.

Это не то, что какой-то один сотрудник ГУБОПа решил так сделать. Это практика, поставленная на поток, которая санкционирована на самых высших уровнях.

— Почему, на ваш взгляд, они внезапно перестали публиковать эти видео?

— Среди объективных причин — то, что телеграм начал блокировать каналы с таким контентом. Знаю, что коллеги из других правозащитных организаций долго этого добивались, но впервые это удалось, когда были опубликованы видео с несовершеннолетними.

После уже в ответ на жалобы их каналы блокировали регулярно. Те, естественно, потом их восстанавливали, но поиск был затруднен. Возможно, они поняли, что не достигают своей целевой аудитории, и им стало неинтересно публиковать в никуда.

Важно понимать, что публикация подобных видео преследовала цель не только подавить конкретного человека, но и воздействовать на широкую публику, чтобы устрашить людей и предотвратить протестную активность.

Еще один фактор, который мог оказать влияние на их тактику, —международное давление. Сложно сказать точно, что стало причиной, но они действительно стали реже подобное публиковать.

— Одна из функций вашей инициативы — расследование.  Фиксировали ли вы исполнителей данного процесса, в том числе и тех же, например, операторов и монтажеров?

— Мы действительно к каждому своему расследованию прилагаем список лиц, причастных к пыткам. Есть он и к этому исследованию, просто мы его не публиковали.

Но потерпевшие смогли опознать очень многих, в том числе и так называемых операторов.

Также мы собираем различные документы, которые могут стать доказательством причастности того или иного лица. Это не только сами видео и интервью, в которых люди рассказывают о том, что с ними произошло.

Мы собираем все, откуда можно узнать о том, как происходило задержание, кто в нем участвовал, кто был судьей, прокурором, следователем и т.д.

То есть все участники задержаний, начиная от первой встречи с силовиками и заканчивая колонией, все фамилии нами зафиксированы, и, безусловно, наша конечная цель — чтобы все виновные были привлечены к ответственности.

— Можно ли поставить в один ряд с теми, кто заставлял записывать людей «покаянные видео», пропагандистов, которые берут «интервью» у политзаключенных? Впоследствии от них самих мы узнавали, что возможности отказаться от таких «интервью» практически не было.

— Когда мы говорим об избиении сотрудником милиции задержанного, это абсолютно точно квалифицируется как пытки и является уголовным преступлением.

Что касается подобных более пограничных ситуаций, им будет дана оценка независимого суда.  

Я лишь напомню, что после трагических событий в Руанде одним из самых больших дел было «Дело медиа», в котором руководство «Радио тысячи холмов» было признано виновным в подстрекательстве к геноциду.

Там пропагандисты никого не убивали и не пытали лично. Но они распространяли язык вражды и ненависти.

— Один из главных вопросов, ответ на который вы приводите в своем исследовании: почему принадлежащие к власти в Беларуси проявляют такую беспримерную жестокость?

— В первую очередь, причина в безнаказанности. Режимом был отдан карт-бланш на применение насилия с четким посылом, что никто за него не понесет ответственность.

Не исключено, что это привлекает сейчас в ряды силовиков людей, имеющих зачатки садистских наклонностей. И получив этот карт-бланш, они реализуют свои желания в полной мере.